Грекос Акритас - 16
Книга пятая. Облико аморале
В Т и А это книга VI, а в Э она вообще пропущена — видимо, переписчик был очень строгих этических правил и просто не захотел описывать «глубины морального падения» героя. Ибо начинается повествование с откровенного вступления — юность гоняется за греховными наслаждениями, мало кто уклоняется и избегает «погрязнуть в пучине», вот и Дигенис пал жертвою страсти к прелюбодеяниям... Опосля чего дается слово самому герою, который типа комуй-то россказывает историю от первого лица (в ГФ это некий каппадокиец, которого «в пути однажды встретил», в остальных версиях — просто монолог героя «типа товарищам по акритским пьянствам»).
Когдамест было Василиосу 15 лет (в Т и А — 18 лет)подарила мама ему вязаный жакет, он решил покинуть папу с мамою (и жану, как становится ясно позже — она уже имелась) и постранствовать бродящим лыцарем по равнинами Сирии. Томимой жаждою, нашел он источник ключевых вод под финиковою пальмою, однако ктой-то там уже громко стенамши — «То дева горько плакала красы необычайной... Казалось, будто предо мной любимая вторая». Увидев вьюноша, она вытерла слезы, поправила одежу и рассказала ему свою печальную историю. Родом она была из града МеферкЕ (считается, что это Майфарикин, ака Мартирополис, близ нынешнего Диярбакыра), дщерь тамошнего амира Апплоравдоса и Панфии (Снова мусульмано-хрестьянская метиска. Кстати, в О отец назван Евдоксиосом, а мама Фатумой, там же указано имя самой девицы — Аиссе, видимо, искаженное мусульманское Айша).
На беду свою вьюница полюбимши младого ромея — сына некоего стратига Антиохоса, три года жившего у амира в плену. Когдамест отец отъехал «падилам», Аиссе с помощью матери (видимо, таки ж христьянки — чего ей стараться ради неверного?) вызволила любезного из темницы, сняла оковы и сделала «начальником среди сирийцев славных». Но вьюнош, труся возвращения амира, решимши бежать и уговорил девицу воспользоваться случаем — мама ея смертельно заболемши, и они, обнеся семейную сокровищницу, смылись во мраке ночи. В пути коварный соблазнитель «сделал черное дело», по обоюдному, впрочем, согласию, ибо обещался жениться. Три ночи они счастливо прожили возле оного родника, пока мерзопакостный стратигов сын не сбежал, схватив золото-брильянты и второго коня. «Всего теперь я лишена, оставила надежды, / Назад к родителям своим не смею возвратиться, / Перед соседями стыжусь, подруг своих мне стыдно; / Где соблазнителя найти — не ведаю, не знаю. / Лишь об одном тебя прошу — дай нож мне в руки острый, / Чтоб я покончила с собой, за глупость расплатилась», — причитала дщерь амирова.
Щас найдем, успокоил Дигенис — сколько дней прошло? Десять, отвечала Аиссе, причем вчерась какой-то старик, шедший проведать сына в плену, сказамши, что видел «высокого и светлого» вьюноша (греки, конечно, редко были высокие и светлые, як и армяне: видимо, стратигов сын был либо славянин, либо франк — выходец из Западной Европы, хотя Антиохос имя греческое) у Влаттоливади (Валтоливади — местность в Киликии). Там на него напал разбойник Мусур (тезка отца Василиоса — видимо, так ГФ, не называвшая его прежде, «переосмыслила» схватку отца с сыном в предыдущих песнях) и едва не убил — но Акритас не позволил... Тут из болотных кустов, косплея рояли, опять выбежали... не не львы, а арабцы, которых Дигенис, вскочимши на коня, легко поколотил. Оне признали в нем известного богатыруна, вопияя «Безмерно мужество его, отвага несравненна, / Легко Акрита в нем узнать — теперь мы все погибли!», опосля чего все убежали, кроме тех, кто уже лежал мертвый. Девица, переждавшая схватку на дереве, взмолилася — ежели ты Акритас, то что там с вьюношем, которого ты отбил у разбойника?
Герой поразимшись (ему жыж всего 15 лет было — маладой исчо), как женсчины способны любить даже обманувших их мерзавцев: «И вот тогда-то в первый раз о женщинах узнал я, / Что любят горячей они намного, чем мужчины, / Но губят их привязанность разврат и беззаконье». Не боись, сказал он, дщерь Апплоравдосова, не убил я твоего хахиля, в плену он, заставлю его за тебе пойтить, ежели похрестишься из паганства своего «ефиопского» (именно так — см. про эфиопов предыдущие серии) в правильную веру. Дык уже, сказамши Аиссе — перед блудом, который «типа вместо свадьбы», ссуженый-наряженый заставил (по ромейским представлениям, блуд с хрестьянской был менее тягостным грехом, нежели с иноверкою — спасал, гадина, свою вечную душу). Дигенис посадил девицу на коня и поехал, но тут же пал жертвою неугасимого пламени вожделения: «И лишь пришлось короткую нам сделать остановку, / Возжаждал взор мой красоты, а слух мой — сладкой речи, / Объятий руки жаждали и поцелуев губы; / Дал волю недозволенным запретным я поступкам, / И совершились все дела, исполнились желанья, / И беззаконием была осквернена дорога / Из-за поддержки сатаны, из-за души беспечной, / Хоть, как умела, девушка противилась насилью, / Взывая к богу и зовя родительские души»...
В целом фу — тотальное аморально-нравственное падение героя. Не особо спасает и концовка книги пятой — Дигенис отыскал стратигова сына, заставил его жениться на Аиссе Апплоравдосовне и пригрозил, что «Запомни: коль от девушки избавиться захочешь, / Клянусь спасителем Христом, — не жить тебе на свете!» Как говорится, ложечки-то нашлись — да вот каково потом жилося девице с таким-то мужем... К тому же Василиоса мучила совесть: «И обвинитель был со мной — вины моей сознанье. / Оплакивал я с горечью поступок тот запретный, / На солнце стоило взглянуть — глядел в свою я душу / И стыдно было, что ущерб ей причинил великий. / Решил я в скором времени переменить жилище...» Собственно говоря, вероятно, что именно потому Акритас решимши уехать в глушь (см. предыдущую серию). Однако жыж, как оказалось, можно уехать из Саратова, но гораздо труднее вывезти Саратов из себя...
В Т и А это книга VI, а в Э она вообще пропущена — видимо, переписчик был очень строгих этических правил и просто не захотел описывать «глубины морального падения» героя. Ибо начинается повествование с откровенного вступления — юность гоняется за греховными наслаждениями, мало кто уклоняется и избегает «погрязнуть в пучине», вот и Дигенис пал жертвою страсти к прелюбодеяниям... Опосля чего дается слово самому герою, который типа комуй-то россказывает историю от первого лица (в ГФ это некий каппадокиец, которого «в пути однажды встретил», в остальных версиях — просто монолог героя «типа товарищам по акритским пьянствам»).
Когдамест было Василиосу 15 лет (в Т и А — 18 лет)
На беду свою вьюница полюбимши младого ромея — сына некоего стратига Антиохоса, три года жившего у амира в плену. Когдамест отец отъехал «падилам», Аиссе с помощью матери (видимо, таки ж христьянки — чего ей стараться ради неверного?) вызволила любезного из темницы, сняла оковы и сделала «начальником среди сирийцев славных». Но вьюнош, труся возвращения амира, решимши бежать и уговорил девицу воспользоваться случаем — мама ея смертельно заболемши, и они, обнеся семейную сокровищницу, смылись во мраке ночи. В пути коварный соблазнитель «сделал черное дело», по обоюдному, впрочем, согласию, ибо обещался жениться. Три ночи они счастливо прожили возле оного родника, пока мерзопакостный стратигов сын не сбежал, схватив золото-брильянты и второго коня. «Всего теперь я лишена, оставила надежды, / Назад к родителям своим не смею возвратиться, / Перед соседями стыжусь, подруг своих мне стыдно; / Где соблазнителя найти — не ведаю, не знаю. / Лишь об одном тебя прошу — дай нож мне в руки острый, / Чтоб я покончила с собой, за глупость расплатилась», — причитала дщерь амирова.
Щас найдем, успокоил Дигенис — сколько дней прошло? Десять, отвечала Аиссе, причем вчерась какой-то старик, шедший проведать сына в плену, сказамши, что видел «высокого и светлого» вьюноша (греки, конечно, редко были высокие и светлые, як и армяне: видимо, стратигов сын был либо славянин, либо франк — выходец из Западной Европы, хотя Антиохос имя греческое) у Влаттоливади (Валтоливади — местность в Киликии). Там на него напал разбойник Мусур (тезка отца Василиоса — видимо, так ГФ, не называвшая его прежде, «переосмыслила» схватку отца с сыном в предыдущих песнях) и едва не убил — но Акритас не позволил... Тут из болотных кустов, косплея рояли, опять выбежали... не не львы, а арабцы, которых Дигенис, вскочимши на коня, легко поколотил. Оне признали в нем известного богатыруна, вопияя «Безмерно мужество его, отвага несравненна, / Легко Акрита в нем узнать — теперь мы все погибли!», опосля чего все убежали, кроме тех, кто уже лежал мертвый. Девица, переждавшая схватку на дереве, взмолилася — ежели ты Акритас, то что там с вьюношем, которого ты отбил у разбойника?
Герой поразимшись (ему жыж всего 15 лет было — маладой исчо), как женсчины способны любить даже обманувших их мерзавцев: «И вот тогда-то в первый раз о женщинах узнал я, / Что любят горячей они намного, чем мужчины, / Но губят их привязанность разврат и беззаконье». Не боись, сказал он, дщерь Апплоравдосова, не убил я твоего хахиля, в плену он, заставлю его за тебе пойтить, ежели похрестишься из паганства своего «ефиопского» (именно так — см. про эфиопов предыдущие серии) в правильную веру. Дык уже, сказамши Аиссе — перед блудом, который «типа вместо свадьбы», ссуженый-наряженый заставил (по ромейским представлениям, блуд с хрестьянской был менее тягостным грехом, нежели с иноверкою — спасал, гадина, свою вечную душу). Дигенис посадил девицу на коня и поехал, но тут же пал жертвою неугасимого пламени вожделения: «И лишь пришлось короткую нам сделать остановку, / Возжаждал взор мой красоты, а слух мой — сладкой речи, / Объятий руки жаждали и поцелуев губы; / Дал волю недозволенным запретным я поступкам, / И совершились все дела, исполнились желанья, / И беззаконием была осквернена дорога / Из-за поддержки сатаны, из-за души беспечной, / Хоть, как умела, девушка противилась насилью, / Взывая к богу и зовя родительские души»...
В целом фу — тотальное аморально-нравственное падение героя. Не особо спасает и концовка книги пятой — Дигенис отыскал стратигова сына, заставил его жениться на Аиссе Апплоравдосовне и пригрозил, что «Запомни: коль от девушки избавиться захочешь, / Клянусь спасителем Христом, — не жить тебе на свете!» Как говорится, ложечки-то нашлись — да вот каково потом жилося девице с таким-то мужем... К тому же Василиоса мучила совесть: «И обвинитель был со мной — вины моей сознанье. / Оплакивал я с горечью поступок тот запретный, / На солнце стоило взглянуть — глядел в свою я душу / И стыдно было, что ущерб ей причинил великий. / Решил я в скором времени переменить жилище...» Собственно говоря, вероятно, что именно потому Акритас решимши уехать в глушь (см. предыдущую серию). Однако жыж, как оказалось, можно уехать из Саратова, но гораздо труднее вывезти Саратов из себя...