Зимой 1920 года РПАУ практически умерла и лежала трупом – бойцы разбежались, Реввоенсовет разъехался, самого «бацку» увезли в Дибривку, оттуда – на хутор Белый, отстоящий от нее в пяти верстах. При нем оставалось лишь несколько человек охраны. Десять дней Махно был без сознания – тиф, едва не помер. Казалось, что идея «вольных советов», «крестьянской республики» и «анархизма-коммунизма» почила в бозе, и большевизм победил… «Спасли» повстанцев две вещи – политика РКП(б) и 1-я конная армия. В «освобожденные» от махновцев села хлынули продовольственные комиссары, продовольственные отряды и продовольственная разверстка – выгребали всё подчистую, едва оставляя крестьянам на еду, а частенько и это отбирая под крики про «революцие опасносте». Крестьяне зверели. А «добили их танцем» красные кавалеристы – побив Деникина, 1-я конная армия «своим ходом» отправилась с Дона на Польский фронт.
Жыды
Беда была в том, что казаки, даже «красные», всегда были хамьё хамьём, причем наглым, на любой войне эти «привилегированные воины» в первую очередь «дуванили дуван» (то есть, грабили), а також «устрашали население» (со времен Семилетней войны Европа привыкла считать казаков «новыми монголами»). А тут исчо «товаГиСЧ Абыденный» (бывший унтер, презиравший знаки препинания и мягкий знак как букву Семен Будённый) набрал в свою «армию» бывших «белых казаков» (см. кинофильму «
Особенно отличалась 14-я кавалерийская дивизия «красногероя синематографа» Александра Пархоменко. Невзирая на фамилию комдива, «орлы соколов» устроили в Ростове-на-Дону банальный еврейский погром, причем не просто с грабежами, а убийствами. Троцкий требовал ареста, трибунала и расстрела, того же требовал (оужас! это клявята японско-итальянских шпиёнов!) член РВС 1-й конной армии Ворошилов, но у «артиЗДа картин» оказался «крепкий друХ» – товариСЧ Сталин лично отмазал «красноВА командира». И вот этот «военный специалиЗД» атаковал 28 апреля 1920 года «Махно со штабом» в Гуляйполе, где у того было (по словам Пархоменки) 2 000 человек и четыре пушки. «Бандиты бежали», газеты радостно писали, что «бацка» убит… Впрочем, уже 10 мая «убитый» Нестор начал длинный и кровавый рейд по красным тылам – а по этому делу он был мастер, всё хорошо помнили, из-за кого в прошлом году Деникин Москву не взял. Ловить же его снова было особо некому – Киев взяли поляки, а из Крыма в Таврию и на Кубань попер Врангель.
Командарм Будённый и комдив Пархоменко
17 июня РПАУ вошла в Мелитополь – 5 000 человек верхом и на тачанках. «Бацка» придумал очередное «хоу-нау» – заранее высылал в села гонцов, чтобы приготовили свежих коней, пересаживался на них и резво утекал от «красных кавалеристов» на загнанных клячах, оставляя им «пламенный черно-революционный привет». «Мы им рассказывали, каков Махно по силе и по хитрости и что пеший конному не противник. Они только смеялись по неопытности… Было их человек 160. Махно нарочно подошел к ним поближе, затем заставил их погоняться за собой верст 40 и тогда только принял бой. Вернулось курсантов в село человек 30, не больше». Естественно, при такой схеме требовалась лояльность крестьян, которой повстанцы добивались двумя способами – истребляли комнезаможы («комитет незаможних селян», аналог российских «комбедов», получавших долю от отнятого у «кулаков» с «середняками» зерна), продотряды и ЧОН (Части особого назначения – бета-внутренние войска из тыловых крыс, занимавшиеся «подавлением бандитизма»), а также сурово карали любую попытку грабежа и мародерства в своих рядах.
Работал и кнут – если село не давало «добровольцев», коней и продовольствие, его тупо жгли. Борьба промеж классов, взаимное ожесточение достигло апофигея, никаких большевиков в своих рядах повстанцы уже не терпели, пленных не брали. Ну и враги с ними обращались соответственно – обращение, подписанное Раковским и председателем ВЧК Феликсом «Железным» Дзержинским, гласило: «В прошлом году Махно, боясь конкуренции Григорьева, распорядился, чтобы его убили. Разве не найдется среди вас достаточно честного и мужественного революционера, который… не приложит к нему ту же кару?». 12 июля в селе Успеновка случилось «радостное воссоединение» – Махно встретили «набатовские» анархисты, покинувшие РПАУ зимой. Найти «долю получше» не удалось, и Аршинов, Барон, Алый и пр. снова прибились к «бацке» в Реввоенсовет, наладив при армии пропаганду. Зато в «противных селянам» городах махновцы не церемонились – В Зенькове и Миргороде расстреливали коммунистов, грабили и жгли склады.
Арон Барон
В августе 1920 года случилось «успеновское дело». Штаб РПАУ решил не ограничиваться декларациями, а заслать в тыл врангелевцам рейдовую группу в 800 человек. Она собралась в тылу красной 13-й армии возле все той же Успеновки, где махновцы повстречались с «набатовцами», но тут выяснилось, что в селе находится красноармейская часть и полевые кассы с крупными суммами денег. Поход в тыл Врангеля был отменен, махновцы налетели на Успеновку и, прихватив армейское жалованье, стали отходить, отстреливаясь из пулеметов. Ускользающие денежки придали задору красноармейцам, которые, крупными силами бросившись наперерез, истребили значительную часть отряда и чуть не захватили в плен самого Махно… Советские историки пруфировали сим эпизодом «моральное разложение бацки», однако ж исчо в XV веке Джан Джакопо Тривульцио сформулировал основной закон войны: «Деньги, деньги и еще раз деньги».
Однако на сей раз «вопиющим бандитизмом» решили воспользоваться «набатовцы», чтобы «приструнить» атамана. В бою возле Изюма Махно в очередной (никто уже не считал, который) раз был ранен, на сей раз в ногу, и его увезли в Старобельск, где их с тоже раненым Куриленко 3 сентября прооперировали. Арон Барон тут же «поставил вопрос» о том, чтобы военные операции РПАУ согласовывали с Реввоенсоветом. На него буквально все посмотрели, как на ожившее дерево – и «бацка», и командиры, и рядовые бойцы.